Осетино-ингушский конфликт (история)

Первый этнический конфликт в форме открытого насилия произошел на территории Российской Федерации в конце октября-начале ноября 1992 г. между представителями двух северо-кавказских народов - осетинами и ингушами. По своим пространственно-временным параметрам, интенсивности и последствиям этот конфликт может быть отнесен к категории крупномасштабных, а его природа может быть охарактеризована как глубоко-укоренившийся конфликт (deep-rooted conflict), к которым специалисты относят межэтнические или любые другие межгрупповые коллизии с трудноразрешимыми и далекозашедшими претензиями и требованиями конфликтующих сторон.

Активная фаза конфликта продолжалась с 31 октября по 6 ноября, по данным Прокуратуры РФ за этот период с обеих сторон погибли 583 человека(1), ранены 939 человек(2), пропал без вести 261 человек(3), 1093 человека содержались в заложниках(4). В зоне ликвидации последствий конфликта погибло 66 и ранено почти 130 российских военнослужащих, принимавших участие в разведении воюющих сторон и последующем обеспечении режима безопасности(5). По разным оценкам от 30 до 60 тысяч жителей ингушской национальности были вынуждены покинуть территорию исторического проживания в Пригородном районе РСО-А и г. Владикавказ, и в большинстве своем осели в соседней Ингушетии.

Истоки осетино-ингушского конфликта стоит искать в сталинской национальной политике: послевоенной депортации ингушей и произвольном изменении административных границ в регионе. В 1924 была создана Ингушская автономная область, включавшая в себя помимо теперешней Ингушетии, близлежащие территории заселения ингушей - Пригородный район и правобережную часть Владикавказа. В 1934 году Ингушская и Чеченская области были объединены в Чечено-Ингушскую автономную область, Владикавказ (Орджоникидзе) полностью отошел Северной Осетии, а Пригородный район вошел в состав ЧИАО, вскоре преобразованной в ЧИ АССР. После депортации ингушей и чеченцев в 1944 году, Пригородный район был передан Северной Осетии.

В 1957 году, когда репрессированным народам разрешили вернуться из ссылки, Чечено-Ингушетию восстановили, однако Пригородный район остался в составе Северной Осетии. Возвращение туда не поощрялось: Москва относилась с недоверием к репрессированным народам, а республиканские власти, боясь территориальных претензий, чинили препятствия в трудоустройстве и регистрации. В 1982 году Совмин СССР издал постановление (№183) "Об ограничении прописки граждан в Пригородном районе Северо-Осетинской АССР". Это постановление применялось фактически только в отношении ингушей.

Тем не менее, ингуши возвращались, выкупали свои дворы у осетин, жили нелегально или строились и прописывались за взятки. Многие учились и работали во Владикавказе, лечились в республиканских больницах; и несмотря на напряженность в отношениях с осетинским населением, процент смешанных браков был достаточно высок.

Идеи "возвращения земель" и "восстановления исторической справедливости" были популярны среди ингушей со времен возвращения из депортации. Однако открыто требования вернуть Пригородный район впервые прозвучали лишь в 1973 году, во время открытых выступлений ингушской интеллигенции в г. Грозном. В конце 1980-х годов проблему стали обсуждать активно. Катализатором конфликта стал закон "О реабилитации репрессированных народов", принятый Верховным Советом СССР в 26 апреля 1991 г., третья и шестая статьи которого предусматривали "территориальную реабилитацию". Закон активизировал требования ингушей, придав им легитимность и юридическую поддержку. На фоне общей социальной напряженности в регионе, в условиях свободного доступа к оружию и отсутствия эффективных механизмов регулирования противоречий, нарастающая конфронтация привела к вооруженному столкновению. К конфликт вмешались федеральные войска, что привело к еще большим потерям среди ингушей и массовому исходу ингушского населения из Пригородного района.

 

Общая краткая хронология «затягивания узла» осетино-ингушских противоречий состоит из череды событий двух основных типов: а) правовых актов этнической направленности; б) уголовных преступлений, совершаемых или воспринимаемых как «этнические». Единая для осетин и ингушей правовая реальность стремительно распадалась: ингуши уже высказались за образование Ингушской республики «со столицей в правобережной части Владикавказа», а осетины никак не хотели знать, что живут и работают «уже в Ингушетии». Причиной и результатом разрушения общей правовой реальности стала стремительная политическая поляризация сторон по этническому признаку и радикализация установок (увеличение доли тех лиц, кто высказывал готовность прибегнуть к различным формам насилия для защиты интересов своего этнического сообщества).

 

Этническое противостояние, ранее вялое и рутинное, приобретает многообразные и резкие проявления — здесь и черты политического противостояния органов власти и других политических субъектов (выраженное языком мобилизуемых митингов, изданием «правовых», административных актов), здесь и учащающиеся уголовные преступления. Эти преступления совершаются на почве этнической неприязни или же воспринимаются массовым сознанием как таковые, то есть как «этнические» (142). Соответственно этнически сфокусированными становятся реакции правоохранительных и других властных структур.

 

Далеко не полный, а может и избранный, перечень событий, влекущих обе стороны к открытому противостоянию (событий правовых и политических, уголовных и военных), выглядит следующим образом:

 

— 9–10 сентября 1989 года: Съезд ингушского народа формирует Оргкомитет по восстановлению ингушской автономии, данный комитет вырабатывает «Протокол» от 5 февраля 1990 года, в котором в ультимативной форме высказываются весьма радикальные требования к Северной Осетии;

 

— 20 июля 1990 года: Верховный Совет Северной Осетии принимает Декларацию о государственном суверенитете Республики Северная Осетия, тем самым делая шаг к закреплению Пригородного района за Северной Осетией в новом политико-правовом пространстве постсоветской России;

 

— 14 сентября 1990 года: Чрезвычайная сессия ВС Северной Осетии вводит ограничения на прописку граждан в Пригородном районе, куплю-продажу жилых домов и других домостроений на праве личной собственности; тогда же принимается решение о создании республиканского Комитета обороны;

 

— 27 ноября 1990 года: Верховный Совет Чечено-Ингушетии принимает Декларацию «О государственном суверенитете», где официально заявлено, что условием «подписания Чечено-Ингушетией союзного договора является возвращение ингушских земель»;

 

— 19 апреля 1991 года: бытовой конфликт (из-за земельного участка) между осетинской и ингушской семьей в с. Куртат Пригородного района; митинг ингушей Куртата и других сел; противостояние между ингушами и милицией, в результате чего ранены 4 милиционера и один (лейтенант МВД Северной Осетии Р.Салатов) убит выстрелом из толпы;

 

— 20 апреля 1991 года: введение режима Чрезвычайного положения в Пригородном районе Указом ВС Северной Осетии;

 

— 26 апреля 1991 года: ВС РСФСР принимает Закон «О реабилитации репрессированных народов», ст. 3 и 6 предполагают передачу ПР в состав Ингушетии;

 

— май 1991 года: ВС Северной Осетии принимает решение о создании ОМОНа МВД Северной Осетии;

 

— 15 сентября 1991 года: Съезд народных депутатов всех уровней Ингушетии в Назрани, принятие Декларации об образовании Ингушской Республики в составе РФ (с включением ПР и со столицей в правобережном Владикавказе);

 

— 12 ноября 1991 года: убийство патрульных милиционеров МВД Северной Осетии Кодзаева и Ковенца в районе с. Эльхотово (преступники оказались ингушами, и похороны их жертв стали фактически антиингушским митингом);

 

— 21 ноября 1991 года: убийство в с. Тарском Пригородного района осетинских милиционеров Цориева и Чихавиева; по подозрению в соучастии в данном преступлении были арестованы местные ингуши; их арест и заключение под стражу сопровождались массовым возмущением тарских ингушей;

 

— 30 ноября 1991 года: Референдум в Ингушетии о самоопределении Ингушетии в составе России.

 

— 4 декабря 1991 года: вооруженный инцидент в Куртате, в котором погибли ингуш Албаков и военнослужащий федеральных сил Зубов;

 

— 9 декабря 1991 года: стычка между группой местных ингушей из с. Майское и осетинской милицией из-за попыток установить пропускной пост на перекрестке автодорог Баку—Ростов и Владикавказ—Моздок у границы с Ингушетией;

 

— декабрь 1991 года: в Северной Осетии объявляется запись добровольцев (в связи с резким обострением положения в Южной Осетии);

 

— 6 марта 1992 года: убийство двоих жителей Ингушетии Кодзоева и Дзаурова майором МВД Северной Осетии;

 

— 24 марта 1992 года: обнаружены тела жителей Северной Осетии Рамонова и Сабанова, которые 7 января выехали в Ингушетию и пропали без вести;

 

— 20 мая 1992 года: в Южной Осетии произошло событие, которое осложнило положение и в Северной Осетии. Близ грузинского села Кехви, блокирующего дорогу Цхинвали—Владикавказ, была расстреляна группа осетинских беженцев (более 30 человек). Этот инцидент серьезно радикализировал настроения в Северной Осетии, участились обвинения властей в инертности и предательстве национальных интересов; 

 

— 9–10 июня 1992 года: обострение положения во Владикавказе в связи с массовым исходом гражданского осетинского населения из Южной Осетии (в эти дни грузинские вооруженные силы пытались штурмом овладеть Цхинвали). Во Владикавказе и с. Михайловском, где находились оружейные склады, группы беженцев и местных осетин захватили 12 САУ, значительное количество стрелкового оружия и боеприпасов, часть которого была переправлена на прикрытие Цхинвали;

 

— 20 октября 1992 года: взрыв магистрального газопровода Ставрополье—Грузия, проходящего через Пригородный район (осетинские радикально настроенные неформальные группы неоднократно предлагали властям Северной Осетии перекрыть газопровод, чтобы заставить Грузию прекратить энергетическую и транспортную блокаду Южной Осетии); власти Северной Осетии усиливают режим ЧП вдоль трассы газопровода, сюда направляются дополнительные силы МВД;

 

— в тот же день: гибель в с. Октябрьское под колесами БТРа ОМОНа МВД Северной Осетии девочки 13 лет (ингушки Годоборшевой Мадины);

 

— 22 октября: убийство двух ингушей Хаутиева и Пугиева в пос. Южном (как потом выяснилось, в результате конфликта с двумя милиционерами МВД Северной Осетии). В пос. Южном собирается значительная толпа ингушей. Прибывшая для расследования происшествия дежурная группа МВД Северной Осетии блокируется, начинается перестрелка между милицией и ингушами (убиты два осетинских милиционера и четверо местных ингушей);

 

— в тот же день: начинается перекрытие движения в сторону пос. Южного местными ингушами; группы ингушей устанавливают пикеты также в других селах своего преимущественного проживания: Куртат, Дачное, Карца;

 

— 23 октября: проходит Заседание Президиума ВС Северной Осетии;

 

— 24 октября: в Назрани проходит Объединенная сессия ингушских райгорсоветов, на которой принято решение силами отрядов добровольцев и местных (ПР) ингушей взять район под фактический контроль (это решение оставалось неизвестным осетинской стороне вплоть до 1–2 ноября);

 

— 24–26 октября: встречи руководителей Северной Осетии с ингушскими лидерами для стабилизации обстановки и деблокирования части Пригородного района;

 

— 27 октября: ВС Северной Осетии предъявляет фактически ультиматум ингушской стороне — «деблокировать ПР до 29 октября»;

 

— в тот же день: ВС Северной Осетии санкционирует формирование отрядов Народного ополчения;

 

— последние числа октября: некоторая часть ингушских семей из Северной Осетии, опасаясь дальнейшего обострения ситуации, выезжает на территорию Ингушетии (среди осетин многие полагают, что выехавшие знали о «готовящейся против Осетии агрессии»);

 

— 30 октября: средства массовой информации Северной Осетии распространяют информацию о достигнутой договоренности и начале деблокады ПР;

 

— 30 октября днем — в с. Дачном убит местный житель ингушской национальности Яндиев;

 

— 30 октября 22.00: перестрелка в с. Камбилеевском и Октябрьском;

 

— 31 октября около 00 часов: в результате обстрела патрульной машины в с. Октябрьском погиб милиционер Болотаев (осетин);

 

— 31 октября около 2.00–4,00: вновь спорадические перестрелки в Камбилеевском и Октябрьском (ингушская сторона утверждает, что осетины вели обстрел, в том числе и из гранатометов, ингушских домовладений). Эти обстрелы, по мнению ингушской стороны, спровоцировали то, что той же ночью и утром вооруженные группы ингушей из Назрани и других сел Ингушетии двинулись на помощь своим соплеменникам и, перейдя административную границу Северной Осетии, вошли в Пригородный район;

 

— 31 октября около 6.00: группа ингушей (по разным оценкам, от 150 до 600 человек) захватывает пост осетинской милиции и внутренних войск МВД России на «Черменском круге» близ границы Северной Осетии и Ингушетии;

 

— около 7.30: прибывшие на автотранспорте из Ингушетии и местные ингуши из с. Чермен атакуют отделение милиции в с. Чермен; в селе начинаются погромы осетинских семей.

Так развитие конфликта переходит в открытую фазу. Фактически обе стороны к октябрю 1992 года имели некие военно-тактические предположения о том, как, возможно, будут развиваться события. Эти «схемы действия» содержали более или менее детальные или рациональные представления о том, что необходимо предпринимать в критические моменты. Однако эти схемы действия охватывали и «проговаривали», вероятно, лишь некоторые оправданные и «рациональные» цели («взять под защиту родственников», «организовать оборону», «подавить огневые точки», «блокировать район действия бандформирований», «занять села явочным порядком» или «вытеснить бандгруппы», «поднять народ на отражение агрессии»). «Рациональные и оправданные цели», «адекватные меры», тем не менее, явно или неявно сопряжены с «непредсказуемыми» или вполне предсказываемыми последствиями, которые не проговариваются, оставляются якобы без внимания. Основное преступление данных «схем военно-тактического действия» состоит именно в этом «оставлении незаполненных полей», на которых толпа, охваченная военным психозом, пишет собственную историю и придает событиям собственную, хотя вполне спровоцированную, уголовную стилистику.

 

Например: текст Решения Объединенной сессии в Назрани от 24 октября не содержит никаких намеков на необходимость погромов осетин, но именно это случилось в Чермене 31 октября в рамках запланированного ингушскими лидерами «установления явочного контроля над ПР». В Южном и Карца ингушские отряды самообороны, «прикрывая свои села от осетинских БТРов», брали в заложники гражданских лиц осетинской национальности.

 

С другой стороны, призывая 31 октября по местному ТВ население Северной Осетии к «отражению ингушской агрессии», осетинские руководители ничего, вероятно, и не собирались предпринимать для предотвращения ингушских погромов во Владикавказе и других селах ПР, возвращенных ко 2–3 ноября под осетинский контроль. Более того, говоря об «ингушской агрессии», об «ингушской пятой колонне», они скорее явно, чем неявно, обозначили все ингушское гражданское население Северной Осетии в качестве соучастника происходящих в Чермене насильственных действий, распространили на него всю ответственность за силовую авантюру некоторых ингушских лидеров. Тем самым все ингушское население Северной Осетии оказывалось с санкции властей «вне закона» и становилось в силу этого объектом «узаконенного насилия». Более 30 тыс. человек в течение 3–4 дней оказались изгнанными с территории Северной Осетии. Более 2,5 тысяч домовладений ингушей были разрушены.

 

Сознательные решения, выраженные в «схемах действия», где каждая из сторон очерчивает лишь собственные «оправданные и адекватные шаги», эти сознательные решения по ходу событий оказываются верхушкой айсберга в стихии этнического противостояния. Стороны реагируют в своих действиях не на «достойные и адекватные» действия «противника», а на уголовную составную этих действий. Впоследствии эти уголовные акции, «заведомая» уголовность взаимно приписываются сторонами всему комплексу действий друг друга. Нет никакой возможности для взаимного оправдания. Возникает двойной стандарт, когда «свои» сознательные («достойные») действия воспринимаются как доминанта своего собственного образа и поведения в конфликте. При этом свои «непредсказуемые», «спонтанные», другими словами уголовные, проявления выглядят «незначительным», печальным, но неизбежно сопровождающим эпизодом, оправданным как «ответ». Действия же противной стороны полностью лишаются элемента оправданности и воспринимаются как от начала до конца злонамеренный заговор — провокация, сопровожденная чистой уголовщиной.